В ярко индивидуальной личности Маркова нашел отражение пафос Добровольчества, свободный от темного налета наших внутренних немощей, от разъедающего влияния политической борьбы. Марков всецело и безраздельно принадлежит армии. Судьба позволила ему избегнуть политического омута, который засасывал других. Офицер, Доброволец, военный вождь - вот его призвание. Военная кафедра, штаб и, главным образом, боевое поле - вот арена его деятельности, источник его славы и предопределение его гибели.
Умевший честно подчиняться своему начальнику, не теряя инициативы, умевший властно приказывать своим подчиненным, Марков был один воплощенный порыв. Он никогда не нуждался в повторении приказа об атаке. Он наступал и преследовал со своим полком с удалью, с увлечением, не раз, как под Журавиным и Чарторийском, теряя связь со своей "Железной Дивизией", забираясь в тыл противнику, прославив себя и свой 13-й стрелковый полк. Но если Японская война и Мировая создали боевую репутацию Маркову, то Первый Кубанский поход облек его имя легендой. Кто из участников Первых походов может забыть так хорошо знакомую фигуру в белой папахе, в расстегнутой куртке, с нагайкой в руке!.. Фигуру, появлявшуюся в опасных местах боя в наиболее критические минуты его и вносившую уверенность и подъем в ряды... Кто из Первопоходников не знает или не помнит Маркова в Ледяном походе - переправляющегося через полузамерзшую речку и с Добровольцами, обратившиеся в ледяные фигуры, под градом пуль врывающегося в станицу Ново-Дмитриевскую!.. Маркова - в трагические дни штурма Екатеринодара подымающего свои войска в атаку на артиллерийские казармы!.. Маркова - в дни смятения и упадка духа армии, потерявшей своего вождя, - бросающегося с нагайкой и бомбой в руке на болыневицкий бронированный поезд под Медведовской!..
Словно кусочек былинного эпоса, словно полотно старой батальной картины, когда не было еще умопомрачительной техники и личная доблесть решала участь сражений...
Догматизм и политическая нетерпимость были чужды Маркову. Конечно, его, как человека интеллигентного, не могли не занимать вопросы государственного бытия России. Но напрасно было бы искать в нем определенной политической физиономии: никакой политический штамп к нему не подойдет. Он любил Родину и честно служил ей. Вот и все.
Так, в первое время революции, он записывает обрывки своих мыслей и впечатлений:
..."Говорили о событиях в Петрограде... Дай Бог успеха тем,кто действительно любит родину..."
"...Все ходят с одной лишь думой - что то будет? Минувшее все порицали, а настоящего не ожидали. Россия лежит у пропасти, хватит ли сил достигнуть противоположного берега?..."
"...Все то же, руки опускаются работать... Многое подлое ушло, но и всплыло много такого же... Погубят армию эти депутаты и советы, а вместе с нею - и Россию"...
Не политическая нетерпимость, а боль и скорбь за армию и за Россию слышатся в этих случайных и искренних строках.
Пока была надежда на восстановление власти Временным Правительством, он работал с ним лояльнейшим образом. Говорил, спорил, вразумлял, ругался, "ублажал", как он выражался, "полуграмотных в военном деле членов комитета" и "несведущих, фантазирующих, претендующих на особую роль - комиссаров"... Терял терпение, выходил иногда из себя и наживал врагов немало.
Потом, когда все надежды рухнули, не принимая фактического участия в Корниловском выступлении, совместно со своим главнокомандующим фронтом принял все же на себя моральную ответственность за выступление.
В результате - тюрьма: Бердичев и Быхов. Первый и Второй походы...
И когда в горячие минуты боя слышался его обычный приказ:
- Друзья, в атаку вперед! -
- то части, которыми он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, шли без колебаний и сомнений.
Их не смущали пресловутые "неясность и недоговоренность лозунгов". Они несли свои головы не за революцию и не за реакцию; не за "землю и волю" и не за "помещичью реставрацию"; не за "рабочий контроль" и не за "эксплуатацию капиталом"... Суровая и простая обстановка Первых походов и в воинах, и в вождях создавала такую же упрошенную, быть может, военную психологию Добровольчества, одним из ярких представителей которого был Марков:
- За Родину!
Д.
ОСНОВАНИЕ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ.
15-го ноября (2-го по ст.ст.) 1917 года на Дон прибыл генерал М.В.Алексеев, начавший формирование новой русской армии, основанной на добровольческом принципе.
17-го декабря Добровольческой армии пришлось выступить против большевиков, подавив восстание в Ростове-на-Дону.
Колыбелью Добровольческой армии явился тихий Дон, сюда в казачьи земли собирались на зов ген.Алексеева и ген.Корнилова все, кто не потерял честь и хотел послужить Родине, и скоро Добровольческая армия открыто выступила против большевиков, покрыв себя в этой неравной борьбе неувядаемой славой. Одновременно на Дальнем Востоке зажегся другой маяк самоотверженной любви к России.
