А Чуйков
ОБ ОДНОЙ НЕТОЧНОСТИ
Не так давно попала мне в руки книга "На службе Отечества", изданная в г.Сан-Франциско в 1963 году Всезарубежным Об’единением Виленцев, в честь столетия основания Виленского военного училища.
Книга об'емистая (528 стр.), на хорошей бумаге, с богатыми иллюстрациями и очень интересная по содержанию. Она дает яркое представление о прохождении службы юнкерами-виленцами в дореволюционное время, об их руководителях и воспитателях, вырабатывавших в своих подопечных сильных духом, волевых будущих офицеров русской армии. Видимо, это и спаяло их прочно и надолго в единую дружную семью. Члены этой семьи, уменьшающейся с каждым годом, продолжают поддерживать связь между собой, делясь своими горестями и радостями.
Много в этой книге и разных ценных сведений общевойскового характера, а также воспоминаний отдельных питомцев Виленского училища об их боевой жизни в первую мировую и гражданскую войны. Там же, в рассказе бывшего полковника, корниловца-артиллериста В.И.Гетца "Два виленца-ссбрата" встретилась хорошо знакомая мне фамилия капитана, а потом полковника, Мутсо Карла Ивановича, моего непосредственного начальника, командира второго орудия первой Корниловской батареи.
Это о нем упомянул я в своем очерке "Их было четверо", помещенном в № 86-87 "Вестника Первопоходника", когда описывал боевой эпизод второго орудия, окончившийся трагически для орудийного расчета: четверо убито и трое ранено.
Ввиду того, что В.И.Гетц дает не совсем верное описание происшедшего, бросающее тень на всех корниловцев и, в том числе, на четырех погибших офицеров-артиллеристов, я вынужден, как свидетель, дать раз'яснение.
Вот как пишет он на странице 381 упомянутой книги:
"... К.И. (кап.Мутсо) и я получили разрешение проехать в город (Ставрополь) на одни сутки. Вернувшись обратно, мы узнали о потрясающих событиях. В наше отсутствие, в ту же ночь красные провели изуверское нападение на ст.Темнолесскую, где отдыхали наши части. Красные, при содействии перебежчика, вышли нашим частям в тыл и появились со стороны совершенно не охраняемой. Орудие К.И. стояло на площади у церкви, куда сразу вышли большевики. Поднятая тревога среди глубокой ночи застала наши части спящими и, конечно, неорганизованными. В этот промежуток времени красные безнаказанно расправлялись с нашими. Бросившаяся к орудию прислуга вся погибла на штыках, но этого было мало для зверей, они, по правилам убийц и растлителей, изуродовали их, отрезали нссы, уши и даже головы, а в каждом трупе оказалось по двадцать штыковых уколов. Оправились наши, опытные начальники собрали своих, другие орудия батареи, к счастью, во время ускользнули из рук красных и соединились с ударниками. Теперь началось наше противодействие, - недолго сопротивлялись нападавшие, по обыкновению, они были смяты и с большими потерями выброшены из станицы. Мое орудие оказалось благополучным, а Карл Иванович нашел только одинокую пушку, вокруг которой лежали боевые друзья, приявшие мученическую смерть. . ."
Выходит по Гетцу, что не менее половины корниловцев,якобы, захваченных врасплох спящими, должны были бы или погибнуть, как прислуга второго орудия, или "ускользнуть", как это сделала прислуга его орудия; ведь корниловцы (пехота) были размещены по всей станице, а церковная площадь в каждой станице находится в центре ее. Потом, почему из орудийного состава (около двадцати пяти человек) никто больше не пострадал, а ведь он всегда размещался вместе.
Поясняю: второе орудие в станице Темнолесской не стояло на церковкой площади, а находилось на одной из улиц, против дома, в котором помещался орудийный расчет, а по соседству - ездовые и другие лица, чтобы все было "под рукой". Если убитые и лежали на церковной площади, то это вполне понятно,; их туда свезли с места боя для совершения обряда погребения, и там же, для почести, поставлено было осиротелое орудие.
Корниловцы не были захвачены врасплох: охранение было, как и всегда в боевой обстановке, на своем месте, на что указывает хотя бы то обстоятельство, что, когда мы выехали за станицу, наши цепи были впереди, не менее чем в одной версте.
Когда я явился после излечения ранения в батарею, меня спрашивали не как погибли четверо, а почему они не отступили с нашими цепями. Я об'яснял так, как сказано в моем очерке. Ездовые, участвовавшие в перевозке трупов, передавали, что трех они нашли около орудия, а четвертого - на полпути между орудием и станицей. Головы у трупов не были отрезаны, но сами трупы изуродованы.
Кроме того, - был же приказ по батарее, в котором описывалось все так, как передаю я, а сам командир батареи тоже был свидетелем боя и посетил на месте орудие.
Правда, сам В.И.Гетц вначале своих воспоминаний упоминает, что он не ручается за точность изложения из-за давности происшествия, а я добавлю, что они легче забываются теми, кто о них только слышал, чем теми, кто их пережил. Да и сейчас найдутся корниловцы, участники боя под станицей Темнолесской 27 сентября 1918 года, которые смогли бы подтвердить мою правоту.
Невольно хочется указать и на не совсем верное изложение другого события (в той же статье), опять-таки связанного с именем капитана Мутсо. Делаю это не для того, чтобы изобличить Гетца в искажении факта, а просто с целью уточнить характерный боевой эпизод скромного маленького подразделения в бурный 1918 год, тем более, что он упомянут Гетцом и в книге "Корниловцы" (изд. 1967 г. , стр.103).
Гетц пишет, что при наступлении наших частей на г.Армавир, на станции Отрада-Кубанская, второе орудие первой Корниловской батареи, выдержав бой с бронепоездом красных, не понесло потерь в людях ("отделалось царапинами среди прислуги", а само орудие получило "пробоины в щите и колесах" (?).
В действительности дело обстояло так: Корниловцы не наступали, а отступили из Армавира и расположились на хуторе барона Штейнгеля и в версте от него, на станции Кубанская, а не Отрада Кубанская, в пакгаузах и маленьком поселке при станции. Погода все время была дождливая.
Числа 16 или 17 июля 1918 года (старого стиля) со стороны Армавира подошел бронепоезд красных и начал обстреливать станцию. Был послан взвод корниловцев отогнать его, а нашему второму орудию дано задание поддержать взвод в выполнении им его задачи.
Капитан Мутсо поставил орудие на открытой позиции в поле у окраины поселка, примерно, в полуверсте правее железнодорожного переезда. Бронепоезд был хорошо виден. Он был верстах в четырех от нас и медленно двигался хвостом вперед к станции Кубанской.
Из за шедших дождей, земля была рыхлая и вязкая и вести интенсивную стрельбу было крйне тяжело: хобот орудия после каждого выстрела зарывался в грунт, а колеса вязли. Тогда кап. Мутсо решил переставить орудие прямо на переезд. Оттуда был хорошо виден только хвост бронепоезда.
После первых двух наших выстрелов, с бронепоезда, видимо, нас обнаружили и так как им было легко точно определить дистанцию (расстояние между будками - верста, а, если они находились между будками, - по пикетам или по телеграфным столбам),то первая же их шрапнель разорвалась у нас над головами при небольшом перелете. Слышно было как позади нас захрустела от попадания шрапнелек черепица на крыше железнодорожной будки. Конечно, мы учли возможность более или менее точного обстрела нас красными и потому после каждой замечаемой вспышки от орудийного выстрела на бронепоезде приготавливались спрятаться под защиту орудийного щита, насколько это возможно было сделать семи человекам. Особенно опасны для нас были шрапнельные разрывы спереди сбоку, так как в этих случаях пули могли хорошо задеть наш "хвост" и наше прятание уподобилось бы страусу, при опасности прячущему голову в песок.
Что же касается капитана Мутсо, то надо отдать ему справедливость: он во все время "'дуэли" стоял слева от орудия, у колеса и спокойно следил за стрельбой.
Мы стреляли гранатой и в промежутках между выстрелами с бронепоезда. Разрывы наших гранат ложились, из-за рассеивания, то слева, то справа, вблизи бронепоезда (это, так сказать, по широте), но как хорошо по дальности - судить нельзя было, и потому капитан Мутсо то увеличивал, то уменьшал прицел, и все в пределах от трех до четырех верст.
Кажется, уже третья шрапнель нашего врага разорвалась для нас трагически: получил первую "царапину" штабс-капитан Шинкевич Федор. Тяжело раненного, снесли его за будку и передали в руки санитаров. Вскоре получил вторую "царапину" поручик Кочетков - сквозное ранение в ногу выше колена. Унесли и его за будку. Третья "царапина" выпала на долю кадета, который был у нас шестым номером, - контузия, очевидно, от рикошета пули или осколка камня в спину между лопатками. Неестественно выгнув спину, он ушел сам за будку. На спине у него появился продолговатый синяк, а вокруг багровая ссадина. Через три дня он вернулся в строй...
Но вот, уже видим как паровоз бронепоезда задымил. Послали оттуда еще одну шрапнель. Она разорвалась в стороне от нас, над лужицами и ясно заметны были всплески от пулек. Подумать только, - двести пятьдесят смертоносных пулек от одной шрапнели! Замечен был и шрапнельный стакан, как он, опорожненный от пуль, врезался в землю, затем подскочил и, кувыркаясь, далеко отлетел...
Тем временем бронепоезд скрылся, "вспугнутый", то-ли посланным взводом корниловцев, то-ли нашими гранатами,а,быть может, - и тем и другим.
Бронепоезд вел стрельбу только шрапнелью из трехдюймового орудия. Прямых попаданий в него нашими гранатами не наблюдалось.
Никаких повреждений наше орудие не получило. Наивно говорить о пробоинах в щите и в колесах (?). Шрапнельные пули орудийный щит не пробивают. Могли бы быть пробоины при разрыве гранаты вблизи щита, но в этом случае орудийный расчет царапинами не отделался бы.
Наконец, мы вздохнули свободно и, возбужденные "дуэлью", стали делиться своими переживаниями. Через некоторое время к нам подошел полковник-инспектор артиллерии, отвел в сторону капитана Мутсо и стал его за что-то отчитывать, показывая на место стоянки нашего орудия. Мы решили, что это выговор за выбор такой рискованно-открытой позиции и неудачной - для корректирования стрельбы.
И тем не менее, нужно отдать должное капитану Мутсо, храброму офицеру в бою и чуткому человеку в обыденной обстановке. О нем у всех знающих его всегда останется самое хорошее воспоминание .
Примечание, Полковник К.И.Мутсо в Белой Армии был командиром орудия, а потом старшим офицером в одной из батарей Корниловской артиллерийской бригады. Эвакуировался в Галлиполи, а оттуда к себе на родину, в Эстонию, где погиб, будучи схвачен красными при занятии Эстонии.
Полковник В.И.Гетц, умерший в прошлом году в С.Ш.А., был в той же бригаде вначале командиром орудия, а после командиром шестой батареи.
А.Чуйков
